отрешаясь от места и шелеста ракушек, притворявшегося голосом.
— Он не вернется, — Ник гладил меня по спине. — Он ушел и не вернется… никогда… просто поверь.
— Верю.
Наверное.
Пока деньги не закончатся, а у Билли они текут, что вода сквозь пальцы. И когда он поймет, что вновь проигрался… или нет? Полгода прошло.
Полгода — это срок?
Срок.
И стало быть, он и вправду ушел. Отыскал себе новый городишко, а в нем — новую дуру, которой мечталось о счастье. И теперь уже на ней вымещает раздражение.
Какое мне дело?
Никакого.
— А давай, ты к нам переедешь? — Ник отстранился, и я поспешно отодвинулась. — На время? Пара недель…
— Зачем?
— Просто так.
— Слухи опять пойдут, — я тронула ловца пальцем, и тот нырнул сквозь плетение, застряв в нем. Тонкие веревочки натянулись, и показалось, что вся эта по сути своей нелепая конструкция вот-вот развалится.
Мать придет в ярость.
И скажет, что я не уважаю покой брата, как и заветы предков. И будет права. Я не уважаю его покой. Я… я до сих пор не простила Вихо за то, что он так глупо умер.
Умер и бросил меня.
В очередной раз.
— Пускай себе, — Нику было плевать на слухи, как, впрочем, и мне. Мы оба знали, что дело не в них. Что, в любом ином случае я бы воспользовалась его предложением, что… проклятье, мне хочется этого.
Хочется тронуть кружевную калитку.
И ступить на дорожку из желтого песчаника. Вдохнуть тяжелый аромат тех самых роз, к которым мог прикоснуться лишь истинный Эшби. Заглянуть в мастерскую, пристроенную к дому, и убедиться, что ничего-то там не изменилось. Я бы прошлась вдоль массивных шкафов, пересчитала бы инструмент, аккуратно разложенный на полках. Присела бы у груды свежих опилок, зачерпнула бы горсть…
Я помнила этот запах, лака, масла и канифоли.
Свежего дерева.
Горячего металла.
А ту дверь, что вела из мастерской в дом, ее ведь не заколотили? Не должны были. Внутри вот все иначе. Зои после свадьбы решила, что прежние интерьеры ее категорически не устраивают.
— Не поедешь?
Я покачала головой.
В тот, прежний дом, я была бы рада вернуться, там меня не считали чужачкой или надоедливой полукровкой, а мистер Эшби, великолепный в черном своем костюме, именовал меня «юная леди». И общался, будто и вправду считал меня леди.
А я старалась соответствовать.
— Дому требовался ремонт, — Ник не оправдывался, констатировал факт. В который уж раз. Порой мне начинало казаться, что все наши разговоры на этом кладбище идут по одному и тому же сценарию. Но, проклятье, это и успокаивало.
— Требовался.
Я понимаю.
И то, что он действительно любил Зои. А она любила его дом и состояние, которое можно было тратить. В том числе на дом. Я бы смирилась, если бы речь шла просто о ремонте. Дома в нем и вправду нуждаются, но то, что она сделала…
…убрала библиотеку, в которой я проводила часы, листая тяжелые пахнущие пылью тома. А мистер Эшби лишь посмеивался. И порой снисходил до объяснений, если книга оказывалась совсем уж непонятной.
Она изменила голубую гостиную, ту, с окнами в пол и пустыней за ними.
Выбросила старую мебель.
И патефон, купленный еще миссис Эшби. Ее я не застала, но мистер Эшби патефон любил. У него имелась коллекция пластинок, и я помню, сколь бережно, трепетно даже обращался он
— Он не вернется, — Ник гладил меня по спине. — Он ушел и не вернется… никогда… просто поверь.
— Верю.
Наверное.
Пока деньги не закончатся, а у Билли они текут, что вода сквозь пальцы. И когда он поймет, что вновь проигрался… или нет? Полгода прошло.
Полгода — это срок?
Срок.
И стало быть, он и вправду ушел. Отыскал себе новый городишко, а в нем — новую дуру, которой мечталось о счастье. И теперь уже на ней вымещает раздражение.
Какое мне дело?
Никакого.
— А давай, ты к нам переедешь? — Ник отстранился, и я поспешно отодвинулась. — На время? Пара недель…
— Зачем?
— Просто так.
— Слухи опять пойдут, — я тронула ловца пальцем, и тот нырнул сквозь плетение, застряв в нем. Тонкие веревочки натянулись, и показалось, что вся эта по сути своей нелепая конструкция вот-вот развалится.
Мать придет в ярость.
И скажет, что я не уважаю покой брата, как и заветы предков. И будет права. Я не уважаю его покой. Я… я до сих пор не простила Вихо за то, что он так глупо умер.
Умер и бросил меня.
В очередной раз.
— Пускай себе, — Нику было плевать на слухи, как, впрочем, и мне. Мы оба знали, что дело не в них. Что, в любом ином случае я бы воспользовалась его предложением, что… проклятье, мне хочется этого.
Хочется тронуть кружевную калитку.
И ступить на дорожку из желтого песчаника. Вдохнуть тяжелый аромат тех самых роз, к которым мог прикоснуться лишь истинный Эшби. Заглянуть в мастерскую, пристроенную к дому, и убедиться, что ничего-то там не изменилось. Я бы прошлась вдоль массивных шкафов, пересчитала бы инструмент, аккуратно разложенный на полках. Присела бы у груды свежих опилок, зачерпнула бы горсть…
Я помнила этот запах, лака, масла и канифоли.
Свежего дерева.
Горячего металла.
А ту дверь, что вела из мастерской в дом, ее ведь не заколотили? Не должны были. Внутри вот все иначе. Зои после свадьбы решила, что прежние интерьеры ее категорически не устраивают.
— Не поедешь?
Я покачала головой.
В тот, прежний дом, я была бы рада вернуться, там меня не считали чужачкой или надоедливой полукровкой, а мистер Эшби, великолепный в черном своем костюме, именовал меня «юная леди». И общался, будто и вправду считал меня леди.
А я старалась соответствовать.
— Дому требовался ремонт, — Ник не оправдывался, констатировал факт. В который уж раз. Порой мне начинало казаться, что все наши разговоры на этом кладбище идут по одному и тому же сценарию. Но, проклятье, это и успокаивало.
— Требовался.
Я понимаю.
И то, что он действительно любил Зои. А она любила его дом и состояние, которое можно было тратить. В том числе на дом. Я бы смирилась, если бы речь шла просто о ремонте. Дома в нем и вправду нуждаются, но то, что она сделала…
…убрала библиотеку, в которой я проводила часы, листая тяжелые пахнущие пылью тома. А мистер Эшби лишь посмеивался. И порой снисходил до объяснений, если книга оказывалась совсем уж непонятной.
Она изменила голубую гостиную, ту, с окнами в пол и пустыней за ними.
Выбросила старую мебель.
И патефон, купленный еще миссис Эшби. Ее я не застала, но мистер Эшби патефон любил. У него имелась коллекция пластинок, и я помню, сколь бережно, трепетно даже обращался он