на лесть.
– Послушай, старик, оставим торг на потом, для этого будет ещё время. Расскажи нам лучше, откуда черпаешь своё вдохновенье? Ты много путешествовал? Ты встречался с великими художниками и перенял их мастерство, переложив искусство кисти на челнок ткацкого станка? Где ты видел всё это? – и гранд широким жестом указал на ковры, покрывающие стол.
А Мастер продолжал молчать, лишь из глаз его вдруг снова покатились старческие слёзы. Он понял. Вот оно. Вот и пришла очередь той тайны, которую лучше бы в себе не носить…
И в третий раз замерло всё. Где-то за стенами родился мелкий звук, но сразу и пропал, почувствовав неуместность своего пришествия.
– Что случилось, Мастер? – впервые гранд назвал его так, как звали старика в посёлке. – Что могло вас так растрогать или же обидеть?
Он был добр, этот вельможа. Возможно, это был самый добрый вельможа Кастилии. Но от этого он не переставал оставаться вельможей и верным блюстителем нравов. Ах, если бы об этом знать раньше, если бы знать! Можно было бы спрятать Мастера, ответить, что он ушёл и больше никогда не вернется. Всегда так случается, что когда происходит самое плохое, выясняется, что имелось множество способов избежать этого…
Теперь Мастер прикрыл лицо руками, чтоб не было видно слёз. За него ответил пожилой плотник, один из пришедших с ним:
– Прошу простить, благородный сеньор, за то, что посмел вторгнуться в вашу беседу. Но только вы спросили, где Мастер мог видеть всё, что позже появилось на его коврах. И если мне будет позволено, я отвечу на вопрос.
Внимание гранда и всей свиты немедленно перенеслось на плотника, чья обувь на деревянной подошве едва слышной дробью по мрамору выдавала его волнение.
– Да-да! Отвечай же скорей!
Плотник, которому до этой поездки из всей знати доводилось видеть лишь поселкового священника да ещё офицера гвардии, когда тот заплутал и случайно оказался в их краях, помялся, нервно передёрнув плечами, провел рукой по вздрагивающей спине Мастера и наконец ответил, быстро выталкивая из себя слова, словно стремясь поскорее избавиться от тяжелого груза, лежащего на сердце. А Мастер едва заметно кивнул ему, словно ободряя и одобряя одновременно. Ведь всё тайное рано или поздно становится явным. И даже Великое Море Создателя в отлив обнажало у берега своё дно, показывая, что же скрывалось там, в глубине.
– Он ничего этого не видел! Он не мог ничего этого видеть! Он вообще НИЧЕГО не может видеть! – выпалил, наконец-то решившись, плотник.
– Ваш Мастер ослеп? Что с ним случилось? Когда это произошло? – наперебой, взволнованной птичьей стаей, заговорили присутствующие в зале.
– Мастер слеп от рождения. По крайней мере, так говорит старуха Мерилья. А она в поселке единственная, кто помнит Мастера с детства.
– Тогда как ему всё это удалось? Это же невозможно! – воскликнул ошеломленный гранд, который уже начал смутно догадываться, что из всего этого выйдет.
Но плотник только кусал губы и пожимал плечами.
Дворцовый зал покидали молча. Все стремились потрогать ковры, словно святыню, и бросить прощальный взгляд на старика, сгорбившегося, продолжавшего зачем-то закрывать лицо руками.
Дамы вытирали слезы. Не все, но многие. Мужчины глядели с состраданием, тоже не все. Сам гранд стоял в стороне, не зная, что тут и говорить. А кое-кто обходил стол с
– Послушай, старик, оставим торг на потом, для этого будет ещё время. Расскажи нам лучше, откуда черпаешь своё вдохновенье? Ты много путешествовал? Ты встречался с великими художниками и перенял их мастерство, переложив искусство кисти на челнок ткацкого станка? Где ты видел всё это? – и гранд широким жестом указал на ковры, покрывающие стол.
А Мастер продолжал молчать, лишь из глаз его вдруг снова покатились старческие слёзы. Он понял. Вот оно. Вот и пришла очередь той тайны, которую лучше бы в себе не носить…
И в третий раз замерло всё. Где-то за стенами родился мелкий звук, но сразу и пропал, почувствовав неуместность своего пришествия.
– Что случилось, Мастер? – впервые гранд назвал его так, как звали старика в посёлке. – Что могло вас так растрогать или же обидеть?
Он был добр, этот вельможа. Возможно, это был самый добрый вельможа Кастилии. Но от этого он не переставал оставаться вельможей и верным блюстителем нравов. Ах, если бы об этом знать раньше, если бы знать! Можно было бы спрятать Мастера, ответить, что он ушёл и больше никогда не вернется. Всегда так случается, что когда происходит самое плохое, выясняется, что имелось множество способов избежать этого…
Теперь Мастер прикрыл лицо руками, чтоб не было видно слёз. За него ответил пожилой плотник, один из пришедших с ним:
– Прошу простить, благородный сеньор, за то, что посмел вторгнуться в вашу беседу. Но только вы спросили, где Мастер мог видеть всё, что позже появилось на его коврах. И если мне будет позволено, я отвечу на вопрос.
Внимание гранда и всей свиты немедленно перенеслось на плотника, чья обувь на деревянной подошве едва слышной дробью по мрамору выдавала его волнение.
– Да-да! Отвечай же скорей!
Плотник, которому до этой поездки из всей знати доводилось видеть лишь поселкового священника да ещё офицера гвардии, когда тот заплутал и случайно оказался в их краях, помялся, нервно передёрнув плечами, провел рукой по вздрагивающей спине Мастера и наконец ответил, быстро выталкивая из себя слова, словно стремясь поскорее избавиться от тяжелого груза, лежащего на сердце. А Мастер едва заметно кивнул ему, словно ободряя и одобряя одновременно. Ведь всё тайное рано или поздно становится явным. И даже Великое Море Создателя в отлив обнажало у берега своё дно, показывая, что же скрывалось там, в глубине.
– Он ничего этого не видел! Он не мог ничего этого видеть! Он вообще НИЧЕГО не может видеть! – выпалил, наконец-то решившись, плотник.
– Ваш Мастер ослеп? Что с ним случилось? Когда это произошло? – наперебой, взволнованной птичьей стаей, заговорили присутствующие в зале.
– Мастер слеп от рождения. По крайней мере, так говорит старуха Мерилья. А она в поселке единственная, кто помнит Мастера с детства.
– Тогда как ему всё это удалось? Это же невозможно! – воскликнул ошеломленный гранд, который уже начал смутно догадываться, что из всего этого выйдет.
Но плотник только кусал губы и пожимал плечами.
Дворцовый зал покидали молча. Все стремились потрогать ковры, словно святыню, и бросить прощальный взгляд на старика, сгорбившегося, продолжавшего зачем-то закрывать лицо руками.
Дамы вытирали слезы. Не все, но многие. Мужчины глядели с состраданием, тоже не все. Сам гранд стоял в стороне, не зная, что тут и говорить. А кое-кто обходил стол с