Пролог
Подъезд не внушал уважения. Кодовый замок сломан и не работает, под ногами –
растоптанные окурки дешевых сигарет. Лифт исписан безграмотными граффити, где слово «Спартак» встречается с той же
частотой, как нецензурная брань; кнопки прожжены сигаретами и заботливо залеплены окаменевшей жвачкой.
И дверь в квартиру
на четвертом этаже оказалась под стать подъезду: какой-то убогий, советских еще времен дерматин, дешевые алюминиевые накладные
цифры, едва держащиеся на косо вкрученных шурупах.
Наташа на мгновение замешкалась, прежде чем нажать кнопку звонка. Нелепо
было на что-то надеяться, приходя сюда. Уж если сдурела до такой степени, что решила прибегнуть к магии – то открой
газету, включи телевизор, послушай радио. Серьезные салоны, опытные экстрасенсы с международными дипломами… Все равно
– надувательство, понятное дело. Но по крайней мере вокруг будет приятная обстановка, серьезные люди… а не этот
приют неудачников.
Она все-таки позвонила. Жалко было времени, затраченного на дорогу.
Несколько минут казалось, что
квартира пуста. Потом послышались торопливые шаги – характерные шаги спешащего человека, у которого с ног сваливаются
разношенные тапочки. На миг потемнел дешевый крошечный глазок, потом лязгнул замок, и дверь распахнулась.
– Ой,
Наташа? Входи, входи…
Ей никогда не нравились люди, мгновенно переходящие на «ты». Нет, она и сама
предпочитала такое обращение, но хотя бы для порядка спросить разрешение нужно?
А открывшая дверь женщина уже втягивала ее
внутрь, бесцеремонно схватив за руку, при этом с выражением такого искреннего гостеприимства на немолодом, ярко накрашенном
лице, что и возражать сил не было.
– Мне подруга сказала, что вы… – начала
Наташа.
– Да, знаю, знаю, милая, – замахала руками хозяйка. – Ой, да ты не разувайся, я
как раз убираться собиралась… или нет, сейчас тапочки поищу.
Наташа, с трудом скрывая брезгливость,
огляделась.
Не то чтобы маленькая, но чудовищно захламленная прихожая. Лампочка под потолком – тусклая, дай Бог, если
тридцать ватт, но и это не скрывает общее убожество. На вешалке – горы одежды, даже зимняя шуба из ондатры на радость
моли. Отстающий от пола линолеум – невнятного серого цвета. Давно, наверное, хозяйка собирается провести
уборку.
– Тебя Наташа зовут, дочка? А меня Даша.
Даша была старше ее лет на пятнадцать-двадцать. Как минимум.
В матери Наташе она действительно годилась, только от такой матери удавиться захочется… Пухлая, с немытыми тусклыми
волосами, с ярким, но облезлым лаком на ногтях, в застиранном халате, разваливающихся тапочках на босу ногу. На ногах ногти
тоже поблескивали лаком – ну что за вульгарность, Господи!
– Вы – ворожея? – спросила
Наташа. И мысленно крикнула: «А я – дура!»
Даша закивала. Нагнулась, извлекая из сваленной в беспорядке
горы обуви резиновые тапочки. Самые идиотские из придуманных человечеством – с множеством торчащих вовнутрь резиновых
штырьков. Мечта йога. Часть этих резиновых гвоздей давно отвалилась, что, впрочем, комфорта не
прибавляло.
– Обувайся! – радостно предложила Даша.
Словно загипнотизированная, Наташа скинула
босоножки и надела тапочки. Прощайте, колготки. Наверняка будет пара затяжек. Пусть и хваленые «Омса»
с хваленой лайкрой. Все в мире – надувательство, придуманное хитрыми дураками. А умные люди почему-то ему
поддаются.
– Да, ворожея, – бдительно контролируя процесс обувания, сообщила Даша. – Это у
меня от бабушки. И от мамы. Все они ворожеями были, все людям помогали, семейное это у нас… Пойдемте на кухню, Наташа,
у меня в комнатах неубрано…
Проклиная себя мысленно в очередной раз, Наташа пошла за хозяйкой. Кухня ее ожидания
оправдала.