орала я. — Нечего где ни попадя свое имущество раскидывать!
Шушель вопил, шипел, но пробраться к цветку не мог, хотя и заходил с разных сторон. Мы бы, наверное, с ним долго танцевали, если бы ректор не сделал едва заметный жест и твареныш с верещанием не исчез бы в стене.
— Думаю, сработаемся, — резюмировал ректор, когда я поставила швабру в угол и поправила выбившуюся из идеальной прически прядь. — Но герань свою береги. Он не отстанет.
— Так вы же его… того… — сглотнула я и покосилась на Васика, который приобрел нежно-розовый оттенок, даже клубнички местами проступили.
— Это ненадолго. — Ректор сморщился, как от зубной боли. — Часа через два снова появится и какую пакость учудит на этот раз — неизвестно. Мы с ним почти пол года воюем, и пока счет не на нашей стороне.
— А…
Я вопрос сформулировать не успела, ректор и так понял, что хочу узнать, поэтому сам выложил занятную историю про шушеля и Труселя.
— Нет… с одной стороны, наверное, давно самому следовало их уничтожить… — задумчиво выдал ректор, рассматривая клочок веселенькой ткани в клубничку, которую не дожевал Васус.
— Трусы? — участливо осведомилась я, напоминая себе, что личная помощница прежде всего должна уметь слушать. Нас так учили.
— Да, их. Но было жалко… все же столько сил вложено… душа… опять же, — задумчиво продолжил он и вздохнул. Между темными густыми бровями пролегла складка.
— В трусы? — Я сглотнула. Конечно, работу хотелось очень, но я не нанималась сиделкой к душевнобольному. Судя по воплям, которые ранее довелось слышать в коридоре, он еще и буйный.
— Да что вы заладили: трусы-трусы! — взорвался ректор, и я предусмотрительно отступила. — Да, трусы! Это сложнейший экспериментальный образец — пояс верности. Они удобные, натуральный хлопок, безопасные, гигиеничные — исчезают, когда надо. Эта модель могла бы стать прорывом в артефактике. Я уверен, изобретение пользовалось бы спросом.
— А расцветка и фасон? — не выдержала я, все еще не понимая, зачем ректору академии пояс верности и при чем здесь шушель.
— Расцветка и фасон — отпугивающие! — совершенно серьезно заявил ректор и взъерошил короткий ежик волос. — Кого же на такие потянет? Да и ни одна современная, с позволения сказать, девица, продемонстрировать не решится. Так что с расцветкой все нормально. Сам выбирал.
— И за что же вы так жену? — Я не выдержала и проявила женскую солидарность.
— Жену? — Ректор, казалось, искренне удивился.
— Любовницу? — ужаснулась я, осенив себя защитным знаком. Странный мужчина.
— Дочь конечно же! — Кажется, мои предположения его оскорбили. — Она у меня… впрочем, вы сами будете иметь счастье с ней познакомиться в начале учебного года, если, конечно, не сбежите раньше. Лето она проводит с матерью. Должен же быть у меня хоть какой-то отдых. Она — стихийное бедствие! — Арион фон Расс закатил глаза, а мне как-то подурнело. Не думала, что него есть дети. Не то чтобы мне это было интересно, но все же.
— А дочери у нас сколько? — поинтересовалась осторожно. Вдруг такие вопросы — табу.
— Восемнадцать, но Труселя я на нее надел в семнадцать, так как рыжая пакостница совсем отбилась от рук. Вы даже не представляете, что это такое! По степени причиненного ущерба она на вас похожа.
— Я не пакостница! Я благовоспитанная и очень скромная барышня!
— Да? — Ректор удивился. — А сразу-то и не скажешь, думал, только Кассандра может быть катализатором неприятностей, сама того не желая.
— Итак… — Я вернула разговор в нужное
Шушель вопил, шипел, но пробраться к цветку не мог, хотя и заходил с разных сторон. Мы бы, наверное, с ним долго танцевали, если бы ректор не сделал едва заметный жест и твареныш с верещанием не исчез бы в стене.
— Думаю, сработаемся, — резюмировал ректор, когда я поставила швабру в угол и поправила выбившуюся из идеальной прически прядь. — Но герань свою береги. Он не отстанет.
— Так вы же его… того… — сглотнула я и покосилась на Васика, который приобрел нежно-розовый оттенок, даже клубнички местами проступили.
— Это ненадолго. — Ректор сморщился, как от зубной боли. — Часа через два снова появится и какую пакость учудит на этот раз — неизвестно. Мы с ним почти пол года воюем, и пока счет не на нашей стороне.
— А…
Я вопрос сформулировать не успела, ректор и так понял, что хочу узнать, поэтому сам выложил занятную историю про шушеля и Труселя.
— Нет… с одной стороны, наверное, давно самому следовало их уничтожить… — задумчиво выдал ректор, рассматривая клочок веселенькой ткани в клубничку, которую не дожевал Васус.
— Трусы? — участливо осведомилась я, напоминая себе, что личная помощница прежде всего должна уметь слушать. Нас так учили.
— Да, их. Но было жалко… все же столько сил вложено… душа… опять же, — задумчиво продолжил он и вздохнул. Между темными густыми бровями пролегла складка.
— В трусы? — Я сглотнула. Конечно, работу хотелось очень, но я не нанималась сиделкой к душевнобольному. Судя по воплям, которые ранее довелось слышать в коридоре, он еще и буйный.
— Да что вы заладили: трусы-трусы! — взорвался ректор, и я предусмотрительно отступила. — Да, трусы! Это сложнейший экспериментальный образец — пояс верности. Они удобные, натуральный хлопок, безопасные, гигиеничные — исчезают, когда надо. Эта модель могла бы стать прорывом в артефактике. Я уверен, изобретение пользовалось бы спросом.
— А расцветка и фасон? — не выдержала я, все еще не понимая, зачем ректору академии пояс верности и при чем здесь шушель.
— Расцветка и фасон — отпугивающие! — совершенно серьезно заявил ректор и взъерошил короткий ежик волос. — Кого же на такие потянет? Да и ни одна современная, с позволения сказать, девица, продемонстрировать не решится. Так что с расцветкой все нормально. Сам выбирал.
— И за что же вы так жену? — Я не выдержала и проявила женскую солидарность.
— Жену? — Ректор, казалось, искренне удивился.
— Любовницу? — ужаснулась я, осенив себя защитным знаком. Странный мужчина.
— Дочь конечно же! — Кажется, мои предположения его оскорбили. — Она у меня… впрочем, вы сами будете иметь счастье с ней познакомиться в начале учебного года, если, конечно, не сбежите раньше. Лето она проводит с матерью. Должен же быть у меня хоть какой-то отдых. Она — стихийное бедствие! — Арион фон Расс закатил глаза, а мне как-то подурнело. Не думала, что него есть дети. Не то чтобы мне это было интересно, но все же.
— А дочери у нас сколько? — поинтересовалась осторожно. Вдруг такие вопросы — табу.
— Восемнадцать, но Труселя я на нее надел в семнадцать, так как рыжая пакостница совсем отбилась от рук. Вы даже не представляете, что это такое! По степени причиненного ущерба она на вас похожа.
— Я не пакостница! Я благовоспитанная и очень скромная барышня!
— Да? — Ректор удивился. — А сразу-то и не скажешь, думал, только Кассандра может быть катализатором неприятностей, сама того не желая.
— Итак… — Я вернула разговор в нужное