Но Набоков не был бы Набоковым, если бы его книга существовала лишь на уровне метафорического прочтения. В том сложность и привлекательность этого мастера прозы, что элементы метафорического прочтения и виртуозной игры с психологической деталью, со словом (правда, набоковские каламбуры порой лишены вкуса) связаны у него и неразделимы. Лолита и Г. Г. существуют одновременно и в метафорическом пространстве эротической ситуации, и в сатирически воссозданной мотельной спальне, наполненной звуками чужих пьяных голосов, шумом канализационных труб, и в особом интимном мире жестких психологических противостояний, тем самым ускользая от одномерности любого прямолинейного прочтения.
Введение игры с сюжетом, словом, читателем в таком масштабе, в котором она не обнаруживалась не только в русской, но и в западной прозе, ставит вопрос о ее смысле. Набоков во многом ученик символистского романа, недаром одним из высших достижении прозы XX века он считал «Петербург» А. Белого, однако, в отличие от символистов, у Набокова нет «второго», метафизического этажа, который в его романах заменен театрализацией как формой существования и в жизни, и в культуре.
Есть книга ныне покойного американского исследователя русской литературы, известного издателя «Ардиса» (там опубликовано большинство набоковских текстов по-русски), Карла Проффера, под названием «Ключи к „Лолите“», в которой автор раскрывает многие тайны текста. Он пишет и о перекличке «Лолиты» с поэмой Э. По «Аннабел Ли», а также с «Кармен» Мериме, и о многочисленных аллитерациях и ассонансах в набоковском тексте (речь идет о первоначальной, англоязычной версии книги, которая своим языком вызвала восхищение многих американских писателей). Там же объясняются тонкости детективной канвы, позволяющие читателю раньше самого Г. Г. догадаться о том, кто украл у него Лолиту, а также эрудированные игры Куильти с Г. Г., отразившиеся в регистрационных книгах гостиниц, когда Куильти придумывает для себя многочисленные (издевательские по отношению к Г. Г.) псевдонимы, имеющие связь и с Мольером, и с Рембо, и со знаменитым французским словарем Ларусса, и т. д.
Но дело не исчерпывается играми. Нельзя не признать, что такие портреты в книге, как портрет первой жены Г. Г., Валерии, или ее ухажера и будущего мужа, отставного царского полковника Максимовича, а теперь парижского таксиста, из особой деликатности не решающегося спустить воду в уборной, или встреча Г. Г. с Лолитой после долгой разлуки (неожиданность: Г. Г. видит в Лолите не нимфетку, а любимого человека!), или, наконец, сцена убийства Куильти — все это, включая и мастерски написанные эротические сцены, имеет непосредственное отношение к тому, что зовется психологическим реализмом.
Возможно, уверовав в литературные достоинства книги, наш читатель хотел бы разобраться и с эротической проблемой. Как прикажете относиться к откровенно фривольным сценам? Этот вопрос связан с индивидуальным воспитанием, имеющим, впрочем, глубокие социальные корни. Ссылкой на одно лишь ханжество здесь не обойтись. Наши издатели, ориентируясь на общегосударственную (плачевную) политику в отношении секса, так долго панически боялись печатать литературу, связанную с эротикой, что загнали читателя в глухой угол невежества. В малотиражных сексологических изданиях порой проскальзывают статистические данные, свидетельствующие о поразительно низком уровне сексуальных знаний среди нашего населения. Все это прекрасно уживается с