Представляю, как однажды я обрадуюсь её пропаже. Раздастся звонок в прихожей. Открою дверь, а там холостая Моника Белуччи. Заплаканная, расстроенная, и попросит стакан воды. И вот я с радостью не в силах отказать Монике. И уже ночью, когда Моника, как смогла, выразила благодарность за питьё, я тихо скажу небесам «спасибо». А пока не могу. Покупаю по две ватрушки. И занавески качаются, будто кто-то их шевелит.
У меня двухкомнатная квартира на Васильевском острове. Престижный район. Даже алкоголики, и те у нас не вонючие. Работаю в рекламной конторе, сочиняю вредную для здоровья галиматью. Два раза в неделю бряцаю по клавишам в ресторане Ашота. Кабачок называется «Чёрный голубь». По замыслу хозяина, я и есть этот голубь. Владелец специально подарил мне свитер цвета «только ночь сосёт глаза». Пианино вороное, две белых свечи оттеняют нашу с инструментом бескомпромиссную антрацитовость. Ничего не знаю о выручке. Платит Ашот исправно. Подозреваю, из своего кармана. Своё понимание термина «чёрный джаз» он отразил в нашем погребальном дизайне.
Ещё пишу колонки в два журнала, в «Бэль» и в «Шоколад». В резаном телеграфном стиле. Подражаю Эрленду Лу. Мой лирический образ — мужчина с разбитым сердцем. Познавшие горечь разлук читательницы охотно меня жалеют.
Днём отращиваю сало в офисе. За соседним столом точит ногти дочка шефа, Катя. Пересказывает мне ЖЖ, приносит какао, иногда булочки, самодельные. Мы с ней перемигиваемся. Покуда я не целюсь в зятья, её папа меня не жрёт.
Однажды Катя напросилась со мной в ресторан, послушать как играют человеко-голуби. Я исполнил ей композицию «Nature boy», полную многозначительной неги. И ранил прямо в душу, своими неполными аккордами. Не то чтоб сердце вдребезги. Но мы пили вино и целовались потом в машине. Потом в моей кухне. Дальше лобзаний дело не пошло. Списали на хмель. Я в ту ночь спал на диванчике в гостиной. Катя заняла оборону в спальне. Пару раз ещё она оставалась у меня. По-дружески, за тщательно закрытой дверью. Конечно, летает между нами некое напряжение. Того и гляди, бабахнет голубым и белым.
Её папенька, Гамлет Суренович, похож на Кащея лицом и характером. Не удивлюсь, если секрет его деловой удачи связан с дубом, сундуком и зайцем. Как директору, ему даже идёт некоторая костистая мрачность. Он почти прекрасен, как начальник. Строгий, все его боятся. Не то чтоб я опасался получить за дочку в лоб посохом. Взяться за Катю подробней мешает не папа, а отчётливый, как на фото, призрак сбежавшей жены. Ну да, я уже жаловался. Он всплывает всегда ни к месту, и всегда очень ярко. Лечиться Катей от жены нечестно. Катя этого не заслужила. Гармонии в мире нет. И не было никогда. Интересно, к каким таким метаморфозам свалилась на меня эта снежная баба. Пошли нам всем, господи, для неё здоровья.
Я чувствовал себя аквариумом, наполненным гадким кофе. Но упал и уснул так крепко, будто не людей сбивал, а поля возделывал.
Проснулся в полдень. Воскресенье. Где-то в коридоре плакал телефон. Долго шлёпал куртку по карманам, спросонья не мог найти.